Халима, Надеюсь чай не успел остыть?
ПРОГУЛКА В В ПЫНАРАШИ И... В ПРОШЛОЕ...
Даже о Сердаре ей было неприятно думать, когда дело касалось её первой свадьбы… Несомненно причина именно в этом – в Харуне…
К скамейке, на которой сидела Нарин, подбежал Отеш и прислонился к ней, упершись локтями в её колени.
- Мамочка, - радостно закричал он, вскинул голову и лучезарно улыбнулся, - а папа совсем не умеет прятаться!
- Что ты говоришь?
- Да! Я его сразу нашёл один раз, потом ещё один. А он меня ни разу не мог найти.
- Ну, так уж и «ни разу», - с усмешкой спросил Мустафа.
Он подошёл вслед за сыном и остановился перед ними, медленно вертя в руках небольшую ветку с несколькими пожелтевшими листами.
Отеш деловито кивнул.
- Быстро – ни разу! А ещё я папу вот столько раз поймал, - мальчик показал пять пальцев на одной руке, подумал немного и показал раскрытую пятерню на второй руке, - вот сколько! А меня он только вот столько раз поймал. – В доказательство Отеш продемонстрировал два пальца.
- Нувот, сын, сдал меня… Теперь мама будет думать, что я совсем никудышный…
- Не переживай, папа, ты же сам говорил, что хуже уже некуда.
Мустафа раскрыл рот от изумления.
- Это когда я такое говорил, о чём?!
- В прошлый раз деде Асилю говорил, что мама про тебя и так думает хуже некуда.
Мустафа растерялся, бросил короткий смущённый взгляд на Нарин, потом опять посмотрел на сына.
- Ты знаешь, Отеш, ты, чем слушать разговоры взрослых, лучше иди еще погуляй. Сам.
- А ты, как мама будешь красотой любоваться?
Мустафа принуждённо кивнул.
- Да, сынок, буду.
- Ну, ладно, - со вздохом произнёс Отеш, и спрыгнул с лавочки, - любуйтесь. Старость – не радость…
Нарин с Мустафой одновременно ахнули и удивлённо уставились на своё чадо.
- Что, - спросил Отеш, заметив их слишком эмоциональную реакцию родителей, - так всегда бабушка Фатма говорит, когда устанет. А можно я к воде пойду?
- Можно, - Мустафа озвучил безмолвный кивок Нарин, - только не замочи ноги.
- А я на мостик пойду… - и мальчик побежал к речке.
- Будь осторожен, сынок, - крикнула ему вслед Нарин.
Они с Мустафой долго молча смотрели на сына. Она продолжала сидеть, он – стоять в паре шагов от неё, оба испытывали сковывающую неловкость, подобную той, что возникает между малознакомыми людьми, случайно оказавшимися наедине. Каждый понимает, что молчать глупо, но совершенно не знает, с чего начать разговор. Они поочерёдно поглядывали друг на друга, но старались делать это незаметно и быстро отводить глаза, чтобы не встретиться взглядами. Наконец, Нарин первая прервала молчание, пригласив Мустафу присесть.
- Садись, что стоишь, места не выкуплены, - она сдвинулась к краю.
Мустафа с самым безразличным видом пожал плечом.
- Да я не устал, - сказал он присаживаясь с другой стороны скамьи.
- В самом деле? А я думала, что ты очень устал: столько раз проиграл Отешу.
Мустафа удивлённо посмотрел на Нарин: ему показалось или действительно в её голосе, наряду с иронией, слышался лёгкий упрёк? Да и взгляд, который она поспешно перевела на свои руки, кольнул претензией. Он тщетно пытался понять, что она имела ввиду? А Нарин, между тем, продолжила говорить, постепенно теряя невозмутимость и начиная горячиться.
- Помнится, прежде Мустафа-бей был гораздо изворотливее и ловчее, ему нельзя было отказать в сообразительности и находчивости, особенно когда дело касалось беззащитных маленьких девочек! - с едкой усмешкой произнесла она, глядя прямо перед собой.
Брови Мустафы взлетели, а в глазах проявились озорные огоньки.
- А! Да, - воскликнула Нарин, тщетно стараясь казаться невозмутимой: алая краска скрытого негодования, блеск в глазах выдавали её состояние, - он ещё был гораздо суровее и бескомпромисснее. Но ведь тогда он играл просто с маленькой девочкой… Видно к мальчикам у него более снисходительное отношение!
Проговорив эти слова, Нарин наконец поняла, что слишком распалилась. Словно давно забытые обиды теперь всплыли на поверхность и заставили её кровь быстрее струиться по венам. К тому же Мустафа, почувствовав перемену в её настроении, весь подобрался, повернулся к ней всем корпусом, положил правую руку на спинку скамьи и улыбнулся, глядя на её кричащий о независимости профиль.
- Конечно, - пряча улыбку в усы, произнёс он, - к мальчикам я более снисходителен, потому что это маленькие мальчики… - Сказал он делая ударение на слово «маленькие», - а вот делать снисхождение великовозрастным девицам, на мой взгляд, не имело смысла.
Нарин даже подпрыгнула на месте, резко повернулась к Мустафе и уставилась на него горящими возмущением глазами.
- Какая «великовозрастная»?! да мне тогда было 7-8 лет, не больше! Потому что потом ты никогда больше… - она невольно осеклась… - мы никогда больше сюда не приходили. Потому что у кого-то не было на это времени! Потому что у кого-то появились более интересные занятия, чем возиться с малолетней… - Нарин хотела сказать «сестрой», но не смогла.
Может она никогда не была для него сестрой? Так же как теперь она сама совершенно перестала видеть в нём брата. После той ночи в старинном городе она не могла его так называть, а после рождения Отеша, он перестал им быть окончательно.
Она замолчала так же внезапно, как и заговорила. Уж слишком много эмоций было вложено в эти несколько предложений. Слишком активно забилось её сердце и чересчур жарко загорелись щёки… Нарин с трудом сдержалась, чтобы не приложить ладони к лицу. Мустафа неотрывно смотрел на неё, нельзя было показывать, что она столь чувствительна к его словам и к его присутствию.
- Да-а, – протянул молодой мужчина, дерзко глядя в глаза сидящей рядом с ним молодой женщины, - тебе было 7-8 лет, а все возились с тобой, как с трехлетней малышкой. Нарин - то, Нирин - это...
Нарин резко выпрямилась, как будто её стегнули розгой за нарушение осанки. Она даже не нашлась, что ответить на это дерзкое, да просто нахальное заявление, только хватала воздух открытым ртом. Словно забавляясь ситуацией, Мустафа невинно пожал плечами.
Неожиданно возмущение Нарин испарилось бесследно, как пар над чайником. На мгновение ей показалось, что она вернулась в прошлое. Что она – маленькая Нарин, а рядом с ней – подросток Мустафа, смотрит на неё дерзким и одновременно невозмутимым взглядом, дразнит провокационными заявлениями... Нарин покраснела ещё больше, но теперь от того, что ей неожиданно стало легко, тепло на душе и как-то безотчётно радостно.
-----------------------------------------------------------------------------------
Они тогда тоже пришли в Пынарбаши. Кажется первый или второй раз самостоятельно, без сопровождения взрослых. По дороге Нарин занималась тем, что мысленно сравнивала двух братьев и с сожалением думала о том, что Мустафа её, кажется, совсем не любит. Нарин привыкла к тому, что её любили все без исключения. Все её ласкали, восхищались ею. Все кроме Мустафы. С ним, конечно всегда интересно и не бывает скучно, но он никогда не хвалит её, не гладит по голове, как другие, да хоть бы тот же Яшар… а в присутствии посторонних и вовсе - только и знает, что подшучивает над ней, да дразнится… Поэтому ей захотелось как-то задеть Мустафу, не отомстить, но отыграться за его пренебрежительное отношение.
Вскоре они, как обычно, начали играть в прятки. Водил Мустафа и Нарин спешила убежать, как можно дальше и спрятаться, как можно надёжнее. Она думала только о том, чтобы утереть нос старшему брату, доказать, что она тоже чего-то стоит и при этом совсем не смотрела себе под ноги. Она не заметила возникшее впереди препятствие (кажется, это был простой бордюр), споткнулась об него и полетела вперёд, приземлившись животом на землю; мирно валявшийся там камень, угодил прямо под колено. Ушиб был сильный, кожа рассечена и содрана, кровь обильно истекая из раны, струилась по ноге.
От страха, боли, но больше от обиды Нарин даже не могла, как следует расплакаться.
А ещё она вспомнила, как однажды уже сбивала коленку, правду другую и не так сильно, но она очень испугалась и громко расплакалась. Просто бежала по ступенькам наверх, оступилась и упала. На её крик сбежались все, кто был в этот момент в доме. Женщины принялись её уговаривать, целовать, даже Яшар погладил её по голове, сказал, что до сватовства заживёт. В этот момент появился Мустафа. « Мне только интересно, - произнёс он насмешливо, - какой дурак захочет свататься к этакой плаксе?» Нарин моментально перестала всхлипывать, резко повернулась к говорившему, и возмущенно парировала, сказав, что он сам плакса, и что ещё не известно, как бы он кричал и заливался слезами, если бы поранился так же сильно, как и она. Мустафа презрительно фыркнул, высокомерно хмыкнул, исполненный величественного достоинства повернулся спиной к Нарин, ко всем, толпящимся вокруг неё, задрал рубашку сбоку, обнажив обширный кровоподтёк и содранную, припухлую кожу на рёбрах от лопатки и до поясницы. Кто-то ахнул от такого зрелища, кто-то закрыл рот ладонью, чтобы удержать восклицание, Нарин - обомлела. Ей стало невероятно стыдно и перед Мустафой и перед всеми остальными. Получалось, что она собрала всех вокруг себя напрасно?
Госпожа Дурие (она в то время была на седьмом месяце беременности своим третьим ребёнком - Саметом, и живот был хорошо заметен) бросилась к старшему сыну с восклицанием!: «Мустафа, сыночек! Да как же это?! Да почему же ты молчал? Как терпел… Это же надо было обработать… Тебя надо показать врачу…» Но Мустафа быстро опустил рубашку, заправил в брюки и заявил, что там нечего смотреть, что Асиль его обработал лучше всяких докторов. «Главное – переломов нет…» - сказал он, досадливо пожав плечом: из-за той глупой девчонки расшифровался перед всеми. «Откуда тебе знать?» - возразила госпожа Дурие. Ответ сына, что он спокойно дышит и двигается, её не удовлетворил. На следующий день с утра они поехали в Мардин. В больнице Мустафе сделали снимок грудной клетки, выяснилось, что у него трещина на одном ребре. Ему наложили тугую повязку, прописали обезболивающее и полный покой.
Нарин несколько дней прятала не только глаза, но и саму себя от Мустафы, боялась колких насмешек и ехидных ироничных взглядов своего двоюродного брата. Но подростку было не до того. Он чувствовал себя ужасно: сам смеялся над Нарин, что собрала вокруг себя народ, а теперь и тоже стал объектом всеобщего внимания. А он наелся того в детстве сполна…
Спустя дней пять, когда боль, в наличии которой он так и не признался, и правда почти угасла, Мустафа первый нарушил молчание и заговорил с Нарин. Он тогда вышел на террасу, подышать свежим воздухом, а Нарин прогуливалась вдоль бассейна со своей куклой. «Эй, болезная, - позвал Мустафа, выглядывая из-за перил, - как твоя страшная рана? Вижу - уже не хромаешь? Можно сватов зазывать?» Он засмеялся, блеснув белоснежными зубами, которые хищно выделялись на фоне смуглой, загорелой кожи. Нарин метнула в него обжигающий взгляд и показала язык, потом подумала немного, пригрозила кулаком и убежала к себе на нижний двор. Мустафа рассмеялся ещё громче и прокричал ей вслед: «Нарин, если ты будешь так вредничать, то тебя вообще никто замуж не возьмет. Твоим родителям такого приданного вовек не собрать…»
Теперь, памятуя тот случай, Нарин лишь вскрикнула в самом начале - при падении и усилием воли заставила себя замолчать. Потом же она только вскрикнула вначале, а потом постанывала и всхлипывала, утирая брызнувшие из глаз слёзы. Яшар первый заметил случившееся, прокричал её имя и бросился на помощь, но Мустафа его опередил. Он даже не дал брату приблизиться к девочке, оттолкнул его от поверженной Нарин, и сам упал перед ней на колени .
- Не бойся, дорогая, ничего страшного не случилось, - быстро произнёс он, отрывая полоску ткани от своей рубашки, - знаешь, сколько раз я сам разбивал и ноги, и руки, и даже голову! У меня на голове столько шрамов, что тебе, наверное, и не сосчитать – собьёшься. – Он хитро подмигнул ей, - да ты, наверное, и чисел-то таких не знаешь, чтобы счесть все мои шрамы!
- Я до тысячи считать умею, - дрожащим голосом возразила Нарин.
- Ого! В самом деле? – Мустафа склонился к её ноге и подул на рану, - смотри: раз, и кровь сейчас остановится. - Ловкими движениями он стал перевязывать ей колено. – И не бойся, моя хорошая, боль скоро пройдёт…
- Мне уже не больно, - всё ещё слабым, прерывающимся голосом сказала девочка и попыталась улыбнуться. Она была очень удивлена горячим участием своего непредсказуемого брата.
Мустафа заметно расслабился.
- В самом деле? Молодец, храбрая девочка, - произнёс он тепло, даже с нежностью, потом вдруг прищурил глаза и хитро посмотрел на Нарин, - а по виду ведь и не скажешь: такая худосочная… Остаётся только удивляться: откуда в тебе столько крови - как из резанного поросёнка хлестала!
Мустафа хотел просто пошутить, подбодрить Нарин, чтобы она не пугалась сильно. Он и сам испугался и опасался, что она поймёт это , только потому заговорил в своей обычной манере, но его слова возымели обратное действие. Нарин ничего не сказала, а только жалобно посмотрела на Мустафу своими огромными глазами, которые внезапно заполнились слезами, и его сердце дрогнуло. Он придвинулся к Нарин, взял её голову в обе руки и поцеловал в макушку.
- Только не плачь, Булуты не плачут по пустякам.
- Я не плачу… - попыталась оправдаться маленькая Нарин, но, посмотрев на Мустафу, склонила голову и прибавила едва слышно: не из-за ноги…
- Я знаю… потому и говорю про пустяки, - Мустафа заговорщически подмигнул, а Нарин снова улыбнулась в ответ.
Ей была безразлична распирающая колено боль, текущая из раны кровь. Ей было наплевать на неудавшийся отдых. Она была счастлива тем, что Мустафа заботился о ней, называл ласковыми словами, а потом всю дорогу домой сам нёс её на руках. После того случая она прощала Мустафе все его причуды, ироничные замечания, дерзость. Её мудрое детское сердце принимало всё это, как своеобразные знаки неоднозначной братской любви.
-----------------------------------------------------------------------------------
Несколько раз моргнув, сглотнув, Нарин так и не смогла отвести взгляд, от глаз Мустафы, смотрящих ей как будто прямо в душу… Ей почудилось, что он понял, о чем она вспомнила в эту минуту, а может просто сам подумал о том же…
Её сердце учащённо забилось,, а потом внезапно сжалось и тоскливо затрепетало в груди. Пару раз он пожаловался на то, что она причиняла ему боль… «Если бы ты знала, сколько у меня ран от тебя, Нарин… Если бы ты знала, что ты мне сделала… если бы знала…» А она, искренне считая себя единственной и невинной жертвой в их нескладной паре… «Я тебе ничего не делала, Мустафа…» Она не допускала даже мысли, что сама может причинить, и причиняет ему страдания… Что он может что-то испытывать, кроме примитивного животного желания обладать ею… отказывала ему во всяком в простом человеческом участии… Для этого ей всегда приходилось жёстко держать себя в руках, ни на минуту не позволять расслабиться. И не понятно чего она больше боялась: того, что Мустафа, примет её простое человеческое участие за нечто большее, укрепится в напрасных надеждах, а потом натворит глупостей, совершит непоправимое... или что она сама... больше не сможет противостоять ему… А потом в ней все как будто бы окаменело – и душа, и разум, и тело… Но он… Какой же должна была быть боль, чтобы этот человек заговорил о ней вслух?
Эта неожиданная мысль мощнейшей бомбой разорвалась в её мозгу и остро отозвалась в сердце. Почему всё происходит так несвоевременно, так запутанно и… бессмысленно? Ночью, после странного сна, Нарин вспоминала один эпизод из детства – происшествие с куклой у бассейна, теперь другой - с коленкой… и оба раза Мустафа выступал для неё в роли спасителя. Может она всё ещё спит и ей снится фантастический сон? Как ещё иначе можно объяснить происходящее с ней в данный момент: её сердце сошло с ума и барахтается в груди, как птица, попавшая в силки. В ушах стоит гул, голова кружится, а губы, переполненные кровью, покалывают изнутри и дрожат… «Это - не я! Это - не он! Это не с нами происходит…» - мысленно кричит Нарин, хочет убежать, но продолжает сидеть на месте… Этот гипнотический взгляд, потерявший всю ироничность, свою привычную отстранённость, смотрел на неё со всем нерастраченным теплом, накопившейся нежностью нежностью и лёгкой, без претензий грустью.
Нарин было приятно, радостно, счастливо и… немного страшно от этого взгляда. Она нуждалась в любви и нежности, но не могла принять их, а вернее всего того, что они с собой несли. Как уйти от нежелательных последствий и не разрушить, не потерять того, что дорого?
Неожиданно со стороны водоёма раздался крик Отеша. Мустафа и Нарин одновременно вздрогнули, словно проснувшись от чарующего сна, и посмотрели в сторону мостика...
П.С... jkjki